Статистика матча
владение мячом: 59% - 41%
передачи (точность в %): 588 (78%) – 434 (75%)
ключевые передачи: 11 - 9
удары (в створ): 20 (6) – 6 (4)
угловые: 9 - 2
штрафные удары: 4 - 2
быстрые атаки: 27 - 16
фолы: 13 - 14
единоборства выигранные: 58% - 42%
борьба в воздухе выигранная: 57% - 43%
отборы (выигранные в %): 47 (53%) – 41 (39%)
обводки (успешные в %): 36 (69%) – 37 (59%)

ДМИТРИЙ ЦИЦИЛИН:
ДОЛГО ПЕРЕЖИВАЮ ИЗ-ЗА СВОИХ ОШИБОК, ВЕДЬ ОНИ ПЕРЕЧЁРКИВАЮТ ТРУД ВСЕЙ КОМАНДЫ
30.10.2018 / Официальный сайт Торпедо

Предлагаем вашему вниманию полную версию интервью с голкипером «Торпедо» Дмитрием Цицилиным, опубликованного в официальной программе к матчу с «Салютом». В беседе с клубной пресс-службой футболист вспомнил, как выходил в ФНЛ в составе «Салюта» и «Химок», рассказал о конкуренции с Петром Устиновым и признался, что проводит свободное время за чтением книг.

В «САЛЮТ» ПОПАЛ БЛАГОДАРЯ БЕЛЕНОВУ

- Как и во сколько лет ты начал заниматься футболом? – первый вопрос нашему собеседнику.
- В десять лет, что по нынешним меркам достаточно поздно. Играл во дворе с ребятами, затем после товарищеской игры с «Факелом» тренер пригласил меня в команду. Три года я занимался в этой школе, учился в спецклассе, а в 15 лет уехал в Волгоград.

- Кто пригласил тебя в «Ротор»?
- Мой первый тренер Сергей Александрович Паринов предложил поехать туда на просмотр. Там был очень сильный специалист Петр Николаевич Орлов, который неоднократно признавался лучшим детским тренером России. Я ему приглянулся, он оставил меня в интернате «Ротора», и именно в Волгограде сделал свои первые шаги в профессиональном футболе.

- Уезжать из дома было непросто?
- Первый месяц было тяжело, но мне повезло, потому что потом приехали два моих одноклассника из Воронежа. С их появлением в Волгограде все встало на свои места.

- Помнишь свой дебютный матч на профессиональном уровне?
- Это было в Ставрополе, в игре с «Динамо», тренировал которое Сергей Юран. У них была очень хорошая команда, которая завоевала путевку в ФНЛ, но отказалась от повышения в классе по финансовым причинам. У нас же, напротив, был очень молодой коллектив, играли за который 16-17-летние пацаны. И вот к 67 минуте мы уступали 0:6, и тренер выпустил меня на замену. Дебют был успешным: за двадцать минут я не пропустил ни одного гола, отразив множество мячей. Так бы дальше продолжалось, но, увы, в том сезоне я провел в составе «Ротора-2» всего пять игр.

- Затем в твоей карьере были камышинский «Текстильщик», красноярский «Металлург», но полноценную игровую практику ты стал получать только в «Губкине». Почему так?
- Да, 2005 год был совсем провальным, да и следующий сезон не лучше. В «Губкин» я пришел в 2007 году, и второй круг также не играл. Затем команду возглавил Федор Анатольевич Щербаченко, вот он мне доверял, как и другим молодым ребятам. Он поставил нам игру, мы очень хорошо выступали и финишировали на четвертом месте.

- Сезон-2011/12 ты провел в белгородском «Салюте», и по итогам сезона вам удалось завоевать путевку в ФНЛ. Что скажешь об этом этапе карьеры?
- После «Факела» я оказался никому не нужен, никак не мог найти команду. Поехал на просмотр в барнаульское «Динамо», которое проводило сбор в Кисловодске. Тренер меня сначала звал, а потом сказал: «Зачем ты приехал? У тебя не впечатляющая статистика». А тогда как раз был переходный сезон, и из 28 матчей я провел ровно половину. Он все-таки согласился меня просмотреть, сказал, что берет на сбор в Турцию и через три дня позвонит. Прошло уже восемь лет, жду его звонка до сих пор (смеется). Потом на связь со мной вышел Саша Беленов, с которым мы знакомы по интернату «Ротора». Он уезжал в «Спартак» и предложил мне поехать в Белгород. Там были очень хорошие условия, деньги, клуб ставил задачу вернуться в ФНЛ. Моим коллегой по вратарской линии был Саша Криворучко. В первом матче сезона он сломал палец, а я стал основным голкипером, проведя в составе «Салюта» 20 матчей. Мы вышли в первую лигу, ну а там все случилось по обычному сценарию: пришел новый тренер, привел других людей.

- И ты отправился в Новокузнецк.
- В «Металлург» меня пригласил Владимир Валентинович Федотов, который сейчас возглавляет «Оренбург». Клуб тоже выступал в ФНЛ, поэтому я согласился и поехал в Новокузнецк. Но там у меня случился самый кошмарный сезон в карьере! При этом нет вопросов ни к тренеру, ни к руководству: скорее, к самому себе. Во-первых, там было просто катастрофическое финансирование. Базы у клуба не было, квартирные не выделялись, вместо положенных по контракту денег платили только пятнадцать тысяч и говорили: «Вы не нойте, возьмите кредит, а мы потом вам отдадим». Во-вторых, я не провел в составе «Металлурга» ни одной игры. Но это во многом потому, что во вратарской линии там были очень хорошие ребята: Саша Саутин, который сейчас играет в «Авангарде», и Юра Дюпин, защищающий цвета «Анжи».

- В итоге руководство рассчиталось с долгами?
- Нет, как это часто бывает, клуб закрылся, переименовался, заявился в третью лигу. Деньги выплатили лишь тем, кто остался с командой на КФК. А я даже написал заявление в прокуратуру. Меня вызывает следователь, спрашивает: «Сколько в итоге тебе должны?». Я говорю: «За пять месяцев с квартирными и зарплатой примерно семьсот тысяч». Он смеется: «И ты из-за таких копеек пришел в прокуратуру?». А тогда как раз была ситуация с Александром Кержаковым, который открывал нефтяной завод в Воронеже, и его «разули» на 300 миллионов рублей. Понятно, что моя сумма не шла с этой ни в какое сравнение.

- Через три года тебе снова удалось добиться повышения в классе: на сей раз в составе «Химок». Расскажи об этой команде и впечатлениях от выступлений в ФНЛ.
- Первый раз я пришел в «Химки» в 2013 году. Клуб также ставил задачу вернуться в первую лигу, но мы плохо стартовали, началась тренерская чехарда. Когда клуб возглавил Тарханов, я вообще перестал появляться на поле, он не видел меня в составе. Но играли мы хорошо, с 11-го места поднялись на третье. Затем в команду пришел Владимир Васильевич Муханов, и нам удалось удержаться в числе призеров Первенства. Я провел неплохой сезон, но тут мне поступило предложение из Воронежа. Позвонил один из руководителей клуба и говорит: «Крупная строительная компания заявляет команду во второй дивизион, есть финансовые гарантии, ставим самые серьезные задачи, а у тебя беременная жена, давай к нам». Ну я и решил вернуться домой, и, как оказалось, сделал ошибку. Мы ни шатко, ни валко прошли осеннюю часть сезона, а затем руководитель строительной компании разочаровался в футболе, и нам сказали: «До свидания». До лета я просидел дома, а затем позвонил селекционер «Химок» Валерий Николаевич Зубаков, позвал обратно. Я приехал, подписал контракт. Генеральным директором клуба тогда был Тажутдин Качукаев, он собрал совершенно неизвестных футбольному миру ребят: Кирилл Заика пять лет играл в «Таганроге», Никита Лапин – в «Сатурне», Ян Казаев – в питерском «Динамо», Леха Шумских – в «Калуге». Сейчас почти все эти парни выступают в клубах ФНЛ, а тогда были никому не нужны. Коллектив был построен на амбициях, мол, доказывайте и играйте. И мы без проблем вышли в ФНЛ и практически этим же составом заняли там 11 место. Это было хорошее время! Мне нравились и город, и коллектив.

- Почему в итоге пришлось покинуть «Химки» и перейти в «Чайку»?
- У меня еще год был действующий контракт, но клуб решил сделать ставку на молодых. Мне исполнилось 31, а остальным ребятам в команде было лет по 25. Генеральный мне сказал: «Ты хороший парень, вопросов к тебе нет, но есть вероятность, что ты не будешь попадать в заявку». Я сначала подумал: ладно, вариантов нет, во вторую лигу идти не хочется, останусь, потренируюсь. И как раз в этот момент мне поступило предложение из очень амбициозного клуба из Ростовской области. Я согласился, тем более что тренером был Валерий Иванович Бурлаченко, с которым я пересекался в 2006 году в «Роторе». Деньги были те же, перед командой стояла задача попасть в тройку, кроме того, у меня была постоянная игровая практика... Вообще в моей карьере было много команд, и, возможно, с одной стороны плохо, что я часто их менял. Но с другой – такова футбольная жизнь, я бы с удовольствием всю жизнь играл в «Факеле», но не срослось. Зато сколько городов объездил, сколько завел знакомств – это большой плюс.

СИТУАЦИЯ, КОГДА ИГРАЮ ТО Я, ТО ДРУГОЙ ГОЛКИПЕР В МОЕЙ КАРЬЕРЕ ВПЕРВЫЕ

- В межсезонье ты перешел в «Торпедо», причем стал первым новичком нашей команды. Как стал возможен этот вариант?
- Мы завершили сезон в «Чайке», но продолжить сотрудничество мне почему-то не предложили. Через неделю я забрал трудовую, расписался и уехал. Не сказали ни спасибо, ни до свидания. Лишь потом позвонил главный тренер Виталий Юрьевич Семакин, поблагодарил за сотрудничество, сообщил, что продлять со мной контракт клуб не будет. А я к тому времени уже подписал соглашение с «Торпедо», куда меня позвал Валерий Николаевич Шереметов. Считаю, что для второй лиги – это просто космический вариант, над которым не стоит даже раздумывать. И когда Валерий Николаевич стал мне называть какие-то условия, давал время на принятие решения я его остановил и сказал: «Если вы меня зовете в такой клуб, я, конечно, согласен!».

- В текущем сезоне ты защищал ворота черно-белых в семи матчах. Какой из них считаешь для себя наиболее успешным?
- Не было каких-то фееричных матчей. Анализируя свою игру, скажу, что ни одну из встреч, проведенных в составе «Торпедо», я не могу занести себе в актив. В каждом матче был момент, который перечеркивал все мои успешные действия: не туда выбил мяч, не так ввел и прочее.

- Позади первый круг. Подведи его итоги для нашей команды.
- Мы идем на первом месте, имеем отрыв от преследователей. Нужно закончить осеннюю часть Первенства на мажорной ноте, одержать три победы и спокойно уйти в отпуск.

- С чем связана не очень уверенная игра «Торпедо» в последних матчах? Уместно ли говорить о спаде? Или это просто стечение обстоятельств и супернастрой соперников?
- Думаю, тренеры разберутся. Они знают, как подвести нас к играм, мотивировать команду. А то, что соперники настраиваются, было видно с первой встречи. Ребята выходят на матч с «Торпедо», как на последний бой, и даже уступая нам в мастерстве, берут свое за счет самоотдачи, как было в игре с «Химками». Но, ничего, это футбол. Невозможно пройти весь сезон без очковых потерь и поражений. Однако поскольку перед нами стоит задача выйти в ФНЛ, будем стараться выигрывать.

- Кто, на твой взгляд, является главным конкурентом нашего клуба?
- Назову три команды – «Сокол», «Металлург» и «Зоркий». Они не дают нам расслабиться, и такое соперничество придает нам сил, помогает двигаться вперед и исправно набирать очки. Хорошо, что все ребята в нашей команде осознают эту конкуренцию, и я надеюсь, мы пройдем весь сезон также уверенно, как первый круг.

- Поделись ожиданиями от матча с белгородским «Салютом», который состоится на нашем стадионе в субботу?
- Я хочу, чтобы мы взяли три очка. Нам нужна победа, тем более мы играем в родных стенах, при своих болельщиках, на этом великом стадионе. Считаю, что здесь мы не имеем права проигрывать.

- Мы знаем, что в команде царит очень теплая и доброжелательная атмосфера. А каковы отношения между представителями вратарской линии?
- Рабочие. Мы уважительно друг к другу относимся. У меня ни в одной команде не было плохих отношений с коллегами по амплуа. Напротив, у меня много друзей – вратарей, и мы друг друга поддерживаем. Важно осознавать специфику нашей профессии. Если полевой игрок может действовать и справа, и слева, и спереди, и сзади, выйти на поле на минуту или 15, то тут ты либо в составе и играешь, либо сидишь на скамейке и переживаешь за результат. Все зависит от решения тренера, мы с пониманием к этому относимся, и между нами нормальная рабочая атмосфера.

- Как ты считаешь, когда в команде два равноценных вратаря, они должны играть по очереди?
- (Улыбается) Тренеру виднее. Он отвечает за результат, микроклимат в команде. Я уважаю любое решение тренерского штаба, хотя такая ситуация, как в «Торпедо», когда играю то я, то Петр в моей карьере впервые. Но если это дает результат – почему нет? Мы в тонусе, готовимся к каждой игре, всегда ждем, что скажет тренер. Это подстегивает.

- Ты лучше играешь, когда знаешь, что являешься первым номером команды или в условиях конкуренции?
- Повторюсь, такая ситуация со мной произошла впервые. Пока все идет нормально, мне и так комфортно. Конечно, лучше, когда ты знаешь, что будешь играть, изо дня в день готовишь себя к следующему матчу, чувствуешь большее доверие. Но сейчас я тоже не могу сказать, что тренер мне не доверяет, в противном случае он не давал бы мне играть. А я защищаю ворота даже в ответственных матчах, тренер дает мне шанс, и я очень ему благодарен.

- Долго ли переживаешь из-за пропущенных мячей? Если ли гол, который снится тебе в кошмарах?
- И не один, иначе я не выступал бы во второй лиге (смеется). Могу вспомнить несколько таких эпизодов. В составе «Салюта» играли на Кубок с «Авангардом», а матчи между Белгородом и Курском – это настоящее дерби, настрой на эту встречу у всех сумасшедший. У меня накануне встречи поднялась температура, тошнило, чувствовал себя ужасно. А второй вратарь – молоденький парень, и меня уговорили сыграть. Я сказал: «Ну ладно», хотя сейчас задним числом понимаю: если не готов – не выходи, не нужно изображать из себя героя. В итоге мы проиграли 1:2, а я пропустил два таких мяча, что вспоминаю их даже спустя семь лет. Была подобная история и в составе «Химок». Мы играли в Нижнекамске, в штрафной был «огород», мяч ударился передо мной и через руки залетел в ворота. Но я беспокоюсь не из-за того, что ошибся и про меня плохо подумают, а из-за того, что ребята 90 минут играют, стараются, а ты одним ляпом перечеркиваешь всю их работу. Я человек впечатлительный, и тяжело переживаю такие поражения. Раньше вообще очень сильно загонялся по этому поводу, с возрастом, конечно, отхожу быстрее.

- Ты уже успел ощутить атмосферу, царящую на нашем стадионе и на гостевых матчах с участием черно-белых. Как тебе поддержка торпедовских болельщиков?
- Ребята говорят о фанатах в каждом интервью, и я могу добавить от себя, что они – молодцы. Вся Россия знает, что у нас классные болельщики, что они нас здорово и горячо поддерживают. И мы с ними постоянно «на связи», мы – одна команда. У нас общее дело, и мы должны совместными усилиями решить поставленную задачу. На болельщиках тоже лежит ответственность, но они свою работу делают на пять с плюсом.

СЫН ПОШЕЛ ПО МОИМ СТОПАМ

- Расскажи о своей жизни вне футбольного поля. Как ты проводишь свободное время?
- Знаете, я люблю читать, и пока год жил в Ростове, прочёл порядка 40 книг, и так «наелся», что сейчас, в основном, провожу время у телевизора. Никаких других увлечений у меня нет. С удовольствием гуляю, хожу пешком, это помогает продлить молодость (улыбается).

- Каковы твои предпочтения в литературе и кино?
- Люблю Стивена Кинга, в частности, его роман «11/22/63», в котором рассказывается об убийстве Кеннеди. В этой книге 800 с лишним страниц, но я прочел ее за два дня, потому что она очень интересная. Понравился «Шантарам», купил продолжение, но там столько лишнего, что под конец произведения я понял, что ошибся с книгой. Отметил бы Чака Паланика и его «Бойцовский клуб», братьев Стругацких. Попробовал читать Фрейда, но не пошло. Это совсем не мое, лучше я пофантазирую.
Что касается фильмов, то особенных предпочтений нет. У меня был знакомый Вова Ридель, с которым мы вместе играли в «Салюте», так он смотрел только комедии или мультики, объясняя свой выбор тем, что все должно быть на позитиве. И я с возрастом стал разделять его точку зрения.

- За какими футбольными чемпионатами ты следишь?
- Больше не за чемпионатами, а за конкретными командами. Когда Буффон играл в «Ювентусе», всю жизнь болел за них. Мне очень импонирует этот голкипер, я стал следить за его карьерой, как только начал играть в воротах. Не подумайте, что после того, как Буффон ушел из «Старой сеньоры», я стал болеть за ПСЖ (смеется). Нет, по-прежнему слежу за «Юве» и серией «А». Нравятся английский и испанские чемпионаты, особенно матчи с участием грандов. А вот российская Премьер-Лига, к сожалению, интереса не вызывает. Хотя тот факт, что сейчас в стране появились новые красивые стадионы, а сборная России показывает достойный результат, не может не радовать.

- Расскажи о своей семье и детях. Как давно ты женат?
- С Викторией мы познакомились на стадионе в Красноярске: у нас была тренировка, а моя будущая жена занималась легкой атлетикой. «Украл» ее из родного города, и с тех пор уже 12 лет мы вместе. Старший сын Андрей тоже занимается футболом в школе «Факела», постигает азы вратарского мастерства. А дочь Ксению мы отдали в художественную гимнастику, и в субботу у нее первые соревнования.
С семьей мы ежедневно на связи. Благодаря современным технологиям, интернету, видеозвонкам, расставание ощущается не так остро. Кроме того, близкие часто приезжают в Москву, к счастью, расстояние между столицей и Воронежем небольшое.

- 24 октября тебе исполнилось 33 года. С каким настроением встретил эту дату и о чем мечтаешь?
- Хочется подольше играть в футбол, потому что время летит очень быстро. Казалось бы, только на прошлой неделе мне звонили родители и поздравляли с 18-летием, а сейчас мне уже 33. При этом чувствую себя на 19-20 лет, и когда сижу с молодыми ребятами в раздевалке, понимаю, что я такой же, как они. Разве что не увлекаюсь компьютерными играми и букмекерскими ставками… А каких-то особенных ожиданий относительно будущего у меня нет… Главное, чтобы не было войны, и близкие были здоровы. А все остальное будет нормально!

ИНТЕРВЬЮ РОМАНА АВДЕЕВА ДЛЯ ПОРТАЛА SPORTS.RU
29.10.2018 / Официальный сайт Торпедо

В октябре 2017-го у футбольного «Торпедо» сменился владелец. 75, 51% акций клуба приобрела группа «Концерн «Россиум» («Московский кредитный банк», застройщик «Инград» и др.), выкупив долю у ЗИЛа. Ранее в составе девелоперского проекта «Россиум» купил и стадион «Торпедо», который раньше принадлежал структурам Михаила Прохорова. Контролирует группу 51-летний бизнесмен Роман Авдеев – №56 в российском Forbes (состояние – 1, 7 миллиарда долларов), отец 23 детей (19 усыновленных), благотворитель и фанат марафонов и путешествий.

Александр Головин встретился с Авдеевым.

– Бывший президент Тукманов говорит, что футбол не ваше и клуб вам навязали. Он прав?
– С ним я всего раз в жизни встречался – обсуждали клуб. Но разговор получился неконструктивный. Идея у него была такая: «Давайте мне деньги, и я все сделаю, а вы не лезьте». На вопрос, почему так, он отвечал: «Вы в футболе не разбираетесь». Я посчитал, что мне важен результат и ответственность за него. Когда говорят, что давайте деньги, а мы будем хорошо работать, – это непонятно. Дальше продолжать разговоры не имело смысла. Тем более после этого возник вопрос с брендом. Он пытался его вывести.

– Но решение о покупке «Торпедо» принимали лично вы или кто-то навязал, посоветовал, нашептал?
– Тут история совершенно простая и очевидная. Мы купили у Прохорова девелоперский проект «Торпедо». Уникальный проект, в котором я вижу огромный потенциал. В рамках проекта у нас есть обязательство по современному стадиону и спортивной инфраструктуре. То есть существует план развития территории, в нем эта инфраструктура – она там должна быть.

– Что случится, если ее не сделать?
– Не знаю, но не делать нельзя даже с точки зрения развития проекта. Все-таки девелопер – это тот, кто создает успешную среду. Ушли времена, когда мы жили с родителями в коммуналке и у нас была одна идея – получить свою квартиру. Без инфраструктуры покупать уже не станут. Тем более «Торпедо» – это все-таки проект не эконом-класса.

И когда я его приобрел, то поехал посмотреть на территорию. Увидел стадион, задал простой вопрос: «А где команда «Торпедо»?». Услышал всю историю и понял, что команду нужно вернуть. Строить стадион без нее – неправильно. Если бы она играла успешно, мы как-то сотрудничали бы с ее владельцами. На тот момент все оказалось совсем нехорошо с клубом – приобрели его сами. Поэтому решение заниматься командой принимал лично я.

– Но вы признаете, что стадион и команда – это довесок к девелоперскому проекту?
– Одно без другого не летает. Конкретный девелоперский проект привязан к этой локации. И он может быть успешен только в той конфигурации, в которой существует сейчас. Но если бы мы не купили этот девелоперский проект, то, конечно, истории с клубом и стадионом тоже не случилось бы. Это не хорошо или не плохо. Это просто факт. Так есть.

– Стадион уже входил в проект – отдельно вы его не покупали?
– Да.

– 75% акций клуба шли отдельно. Стоимость их покупки у ЗИЛа – рубль?
– В договоре сказано не разглашать цену, мы и не разглашаем. Скажу только, что клуб с долгами около миллиарда рублей имел отрицательную стоимость.

– А как же бренд?
– Бренд тогда никто не оценивал. Он должен быть успешным. Но на тот момент все находилось в таком состоянии, что клуб имел отрицательную стоимость. Мы же покупали не за отрицательную, а за положительную стоимость.

– Еще Тукманов сказал, что купить команду вас попросили власти Москвы. Почему эта версия похожа на правду – миллиардеров иногда просят помочь спорту.
– Не то что попросили, а даже разговоров ни с кем из властей не было по этому поводу. Вообще никаких.

***

– Вы же хотите в клубе запомниться, что-то выиграть?
– Конечно. Клуб должен развиваться, стать успешным.

– При этом говорите, что далеки от футбола и фанатом «Торпедо» стали волею судеб. Разве для успеха не нужно тащиться от того, чем занимаешься?
– Нужно. Поэтому и говорю, что стал фанатом «Торпедо». Хотя от футбола и правда далек. До покупки клуба ходил на стадион всего несколько раз. Жена даже была ближе к футболу, чем я. Но пока все нравится. Здесь как про котенка: сначала он боялся пылесоса, потом втянулся.

Понятно, что при принятии решения я до конца не понимал детали. И даже сейчас для меня есть что-то новое. Я не профессионал в футболе. Но являюсь менеджером, который способен организовать процесс. Сам я тренеру не звоню и не рассказываю, как играть. И на звонки в свой адрес не обращаю внимания. А то мне стали названивать: «Давай тебе поможем. Ты же хозяин команды, давай возьмем тебе крутого игрока» – «Если я начну сейчас заниматься футболом, то ничего хорошего из этого не выйдет». И эту практику прекратил на корню. Больше никто не звонит. Я просто не веду разговоров.

– Кто вам звонил?
– Кто-то из друзей и людей, которые в футболе. Оказывается, там такая тусовка. Но я никогда этим не занимался и не буду. Я только ставлю задачу: сказал, что надо выйти в ФНЛ. Лично обсуждал бюджет – достаточно или нет. Все сказали, что да.

– Как футбол присутствовал в вашей жизни до «Торпедо»?
– История простая. Папа болеет за «Спартак», серьезно интересуется. Когда был подростком, мне надо было как-то определяться, поэтому выбрал не «Спартак», а ЦСКА. Почему именно его – не знаю, в пику отцу. Но на матчи даже не ходил. Только раз на хоккей – надел шарф ЦСКА, а мужики в метро его отняли и чуть не побили. Они большие, старше, несколько были. Потом с друзьями на футбол сходил, играли «Динамо» и ЦСКА. Как-то не понравилось, а главное впечатление: на выходе меня толкнули на милицейскую лошадь – она меня едва не лягнула.

На этом футбол на долгое время закончился. Второй раз сходил в Киеве на финал Евро. А потом на «Открытие-Арену», когда сборная играла со шведами. Вот там схватил кайф от энергии, подъема, единения.

– На «Торпедо» такого кайфа нет?
– Там уникальная обстановка. Мне очень нравится. Если я хожу, то всегда на фанатскую трибуну. Удивительно вообще, что «Торпедо», имея такую сложную историю, сохранило костяк болельщиков, которые ходят и готовы поддерживать. И там тоже есть единение. Просто на «Открытии» более масштабно все.

– Как часто сейчас ходите на «Торпедо»?
– Когда есть время. За год раз десять. Вот сейчас на «Динамо» был на Кубке. Мне неудобно было по времени, но я изменил свое расписание, чтобы сходить.

– Другой футбол по ТВ смотрите?
– Нет. Только на чемпионате мира несколько матчей видел. Но стал смотреть трансляции «Торпедо» в интернете. По телефону в том числе. Даже несколько раз после этого в прошлом сезоне звонил Колыванову как-то поддержать после поражений.

– Хотя бы за основными новостями и трансферами следите?
– Нет.

– Даже не знаете, где играет Роналду?
– За ним слежу из-за детей. У меня одни за него болеют, другие – за Месси.

– Но про «Ювентус» не в курсе?
– Если бы вы назвали три команды и среди них был «Ювентус», я бы вспомнил. Но вообще всем должны заниматься профессионалы.

– Вас тоже должно цеплять.
– Должно.

– Но не цепляет.
– Ну да. Но есть как есть. А «Торпедо» – цепляет.

– Как часто занимаетесь делами клуба?
– Два раза в месяц. Все остальное – на президенте и тренере. Еще есть председатель совета директоров. И дальше я как владелец. Моя цель – определение стратегии и подведение итогов. Я не лезу в оперативное руководство.

– Но если смотрите матчи, то спрошу. В сентябре «Торпедо» играло с «Химиком». Перед игрой букмекеры отказались принимать ставки на игру или понизили коэффициент на «Торпедо» и тотал больше 2, 5 до 1, 01. Ваш клуб выиграл 2:1, а вратарь «Химика» пропустил очень странный второй гол. Слышали?
– Даже посмотрел тот матч, готовясь к интервью. И он мне не показался странным. Со стороны «Торпедо» точно не было никаких договоренностей. Я это знаю. Договориться в таком случае с одной стороной нельзя, как мне кажется. Поэтому все эти разговоры – фигня.

***

– Бренд «Торпедо». Он действительно принадлежит не клубу, а фонду сына Тукманова (в 2009-2017 годах Александр Тукманов был президентом «Торпедо» – Sports.ru)?
– Нет, он у нас.

– В августе клубу отказали в иске о том, что бренд (название и эмблема, под которыми играет клуб и производит любую продукцию – Sports.ru) перешел от клуба в фонд незаконно.
– А знаете, почему отказали? Потому что нет предмета иска. За месяц до этого Роспатент отказал фонду сына Тукманова в праве отчуждения товарных знаков. Юридически договор о передаче товарных знаков вступал в силу с момента регистрации. Роспатент отказал, тем самым сохранив все товарные знаки за футбольным клубом. Но еще до этого мы подали иск. Суд рассмотрел его уже после решения Роспатента, понял, что нет факта отчуждения, – нет и предмета иска. Поэтому нам и отказали. Так что у них нет права использовать товарные знаки. Оно есть только у нас. Их действия незаконны.

– Почему? Тукманов был президентом, мог вывести бренд.
– Он считался управляющим, не собственником. Скорее он должен был охранять, защищать активы, а не передавать их непонятно кому.

– У «Эльгеры» осталось 24, 5% акций. Кто за ней стоит (одни из конечных бенефициаров – родственники умершего в 2015 году Татевоса Суринова, бывшего гендиректора РФПЛ и бизнесмена, который финансировал клуб при Тукманове – Sports.ru)?
– Нормальные ребята. Я с ними повстречался во время матча с «Динамо». А переговоры ведет председатель совета директоров, так сложилось. Оказалось, что перед ними у клуба есть долги, потому что финансировали команду займами. И теперь мы должны эти займы погасить.

– Будете выкупать их долю?
– Давайте дождемся окончания переговоров. Дальше будет видно.

– По моей информации, помочь клубу деньгами хочет Мамут.
– Мы знакомы, но я не знаю о такой идее. Хотя разговаривали о «Торпедо», он подарил автограф Стрельцова. Сейчас занимаемся созданием музея, поэтому я передам этот автограф в будущий музей – он станет первым экспонатом. Его уже показали на выставке в Мосгордуме, посвященной 95-летию клуба..

– После шестого места в ПФЛ в прошлом сезоне и снятия «Арарата» вам предлагали выйти в ФНЛ. Это правда?
– Никто не предлагал. Но и команда не готова была. Вы думаете, что если бы я тому составу сделал бюджет как у «Зенита» и отправил в Лигу чемпионов, они бы что-то выиграли? Это процесс. Если бы предложили ФНЛ, мы бы это рассмотрели, но не факт, что приняли бы положительное решение.
Утопить в деньгах – не моя история. Я не верю в волшебную палочку. Мы пришли сюда не на один год. Есть ответственность. Мы строим серьезный клуб с серьезными традициями и будем двигаться поступательно. Более того – не все решается деньгами.

– Почему строительство стадиона начнется только в конце 2019-го?
– Тут все идет по плану. Тот проект, который нам достался, оказался очень недоработанным– без трибун за воротами, с офисными зданиями вместо них. Мы от него сразу отказались, разработали другой проект «правильного футбольного» стадиона на 15 тысяч мест.

– Со стороны все похоже на квартал, который строит Федун в Тушино – доминанта в виде стадиона и 28 тысяч жителей. Сколько жителей будет у вас?
– Это совершенно другой квартал: уютная инфраструктура, места для отдыха жителей, реконструируем и набережную. По численности будет меньше 10 тысяч.

– Сколько вы заработаете на этом проекте?
– Сейчас сложно сказать. Есть вещи, которые влияют на оценку. Например, новое законодательство – непонятно, что будет с ценами. У меня есть план, но пока это только план.
***
– Семь лет вы были вегетарианцем. Зачем?
– Ответа нет. Как и определенной цели не было. Просто впервые в жизни пригласили на охоту. Должен был убить зайчика. Но не попал – пришлось егерю. Потом мы этого зайца жарили. И не то что мне его стало жалко, но находить развлечение в убийстве животных показалось мне странным.
Плюс я еще тогда занимался йогой. Среди этой компании по занятиям йогой оказалось много вегетарианцев. И я им стал. Но если попадал куда-то, где не знали об этом и там, кроме мяса, ничего не подавали, то ел мясо.
В итоге прекратил. В нашем обществе этому надо уделять много внимания. У нас же почти нет вегетарианских ресторанов. Невозможно идти в ресторан и все время есть пасту с помидорами. Мне просто надоело. Но если бы не это, я и сейчас оставался бы вегетарианцем. Это здоровый образ питания, просто все вокруг под это не приспособлено.

– Одно время вы вставали в пять утра. До сих пор так?
– Всегда. Как-то подумал: «В выходные дай посплю». Просыпаешься в 10, и это точно не помогает, потому что есть режим. Надо ему следовать, чтобы хорошо и легко себя чувствовать. А встаю я рано, потому что живу за городом. Утром до центра еду 20 минут. Если ехать к девяти, то получится уже час. Просто экономия времени. Надоело добираться на работу долго, решил, что надо что-то менять.

– За рулем сами?
– Да.

– И каждый день занимаетесь йогой два часа?
– Прекратил – человеку хочется разнообразия. Сейчас уже больше бегом, плаванием, велосипедом. Мне нравится физкультура. Она помогает хорошо себя чувствовать.

– Последний раз, когда жестко напивались?
– Лет 20 назад на дне рождения друга. В деревянном доме собралась компания парней, из женского пола только теща именинника. У меня есть такой недостаток – могу очень много выпить. Но при этом не перестаю ходить. Действую не совсем адекватно, но активничаю. Завидую тем, кто тогда отрубился и спал. Потому что следующие два дня мне было очень плохо. Болела голова, сонливость, никуда не хотелось. Интоксикация. И тогда в мозгу перещелкнуло: «Зачем?». С тех пор много не пью.

– Даже перед марафоном?
– Ну не прям перед стартом, а вечером могу бокал вина. Есть разные философии. Я вот бегаю, чтобы жить, и себя не ограничиваю. Думаю, это влияет на результат, но вряд ли на сердце. Вопрос в дозе.
Основной человек, с которым сейчас могу пропустить бокал вина, – жена. Периодически вечером за семейным ужином можем открыть маленькую бутылочку. В месяц раз пять где-то.

– «Бегаю, чтобы жить». Что это значит?
– Просто нравится. Даже не заставляю себя, тренируюсь от пяти до семи дней в неделю по часу-два. Уже тяга, зависимость появилась. Вот сегодня утром я пробежал и чувствую себя хорошо.

– Бегаете за городом?
– Или дома – в поселке. Или в Сокольниках, Парке Культуры.

– Без охраны?
– У меня ее просто нет.

– Еще вы покоряете горы. Самая экстремальная вершина пока – пик Винсона в Антарктиде.
– Когда прилетел обратно, чаще всего вспоминал не само восхождение, а как две недели нас оттуда забрать не могли. Бесцельное сидение в палатке в лагере Patriot Hills. Туда очень сложно прилететь большому самолету, он садится прямо на лед. И есть требования по ветру и контрасту. Поэтому мы ждали и бездельничали. Там лежали какие-то книжки на английском, у меня с ним так себе, но я даже их все прочитал. Не из-за того, что получал удовольствие – просто приходилось что-то делать. Вокруг лед и каждый день одно и то же.
Во время восхождения в палатке провели трое суток из-за пурги. Тут вопрос в том, что в этот момент нужно вести себя правильно. В горах человек просто не знает, как это делать. Очевидно, что если во время пурги ты выходишь из палатки по нужде и не привязан, то если на метр отойдешь – в палатку уже не вернешься. Варежки надо вешать на резинке, потому что ветер. А потерял их – отморозил руки. Важен газ, чтобы воду кипятить.
Есть и экстремальные восхождения, когда люди идут на риск, но я в таких ни разу не участвовал. В каких участвовал – это больше путешествия. Но даже во время них сходят лавины, здесь сложно. Ходили как-то в ски-тур в Швейцарии, я в лавине 400 метров пролетел. Впечатления – как внутрь стиральной машинки попал. Выброс адреналина в лавине такой, что страха совсем не чувствуешь, только уже потом, когда это все кончилось, осознал, что немножко струхнул.

– Травмы получили?
– Только лыжу потерял. За всю жизнь из травм – плечо выбило. До сих пор это чувствую, когда долго за рулем. В 30 лет пошла проблема с коленями – хрустели. Долго сидишь в кинотеатре – начинается. Но стал бегать – и все прошло. Хотя говорят все наоборот: «Будете бегать – начнутся проблемы с суставами».

– Недавно вы увлеклись еще и триатлоном (вид спорта, в котором участники последовательно плывут, едут на велосипеде и бегут; есть разные дистанции, олимпийская – 1, 5 километра плавания, 40 – велосипеда, 10 – бега – Sports.ru).
– Бег надоедает. Решил подключить велик, плавание. Плавание пока хуже всего идет. На велике-то с детства катаюсь много. Плавать тоже умею, но не приходилось плыть километр. Поэтому даже после 40 минут в бассейне очень уставал.
Первый триатлон сделал на Кипре. Потом дважды в России – Ironstar организовывал. И в России получилось круче во всем. На Кипре такой междусобойчик. А в Ironstar даже олимпийскую дистанцию прошел.

– Какой рекорд?
– На время особо не смотрю. В марафоне помню – 3:56. Мастера спорта делают за 2:20, а первый разряд – за 2:40. Но моя цель – просто бежать, а не бежать быстрее, чем до этого. А то участвую в Swimrun – там надо вдвоем. Со мной бегает парень спортивнее меня. У него больший азарт, он часто говорит на дистанции: «Да давай быстрее, нас сейчас обгонят» – «Андрюх, мы сейчас тогда никуда не побежим. Я бегу, получаю удовольствие. Что я теперь тут, помереть должен?».

– Теряли когда-нибудь сознание на дистанции?
– Если мне плохо, я никуда не побегу. Даже на дистанции остановлюсь и пойду. А то бежал нью-йоркский марафон, ехали на старт в такси с испанцем. На финиш тоже прибежали вместе. Смотрю: у него все ноги в кровь стерты. Кроссовки – как будто туда стакан крови вылили. С английским плохо, кое-как спрашиваю: «Зачем все это?» – «Это же нью-йоркский марафон, я еле сюда попал, надо добежать». Я бы никуда не побежал.

– Самое живописное место, где бежали?
– Сейчас на Корсике ходили с детьми офигенный трекинг GR-20. Большой набор, за день по три тысячи метров. Красивые пейзажи, достаточно дико. И сам маршрут меняется, за день – равнина, горы, озера. Одним словом – душевно. Я много раз там был уже.
Еще участвовал в соревнованиях Swimrun в Англии. На островах на юго-западе. Вроде ничего особенного, но нетронутая природа, океан – красиво. Вода была 12 градусов, при этом светило солнце и воздух прогрелся до 30. А там сначала бежишь, потом плывешь. Вот во время бега я так перегревался, что снимал гидрокостюм. Участков в воде не хватало, чтобы охлаждаться.
Но вообще весь старт прошел под лозунгом «не опоздать на самолет». Только закончили – прыгнули в такси. Уже минут через шесть после финиша были в аэропорту – там всего километр. На контроль с партнером заскочили в гидрокостюмах, даем паспорта: «Сколько времени?» – «Минут семь у вас есть» – «Успеем». Бегом в туалет, снимаем костюм.

– Вы ездите на старты за границу, но особо путешествовать по ней не любите.
– Не люблю лежать на пляже. Иногда на работе сидишь и думаешь: «Сейчас бы на пляж». Но три часа – и все. Плюс нравится Россия. У меня дача в Липецкой области, в деревне Ключи. На берегу Дона. Я там летом и зимой. Курицы, четыре коровы.

– Можете подоить?
– Могу, но лучше не надо. Коров доим аппаратом – это правильно. А руками – они привыкают. Если потом приходит другой человек и делает это ради забавы, ей не нравится.

– Что еще вы делаете в деревне?
– Там столько развлекалок. Последняя – геокэшинг. Есть сайт, где обозначены тайники. Люди их прячут. В районе, куда мы способны доехать на велосипедах, есть шесть тайников. Мы еще не все нашли. Один тайник – возле церкви. Говорят, что если залезть на церковь, то его видно. Но там залезаешь – одна трава. Мы вытоптали все вокруг, раз 10 ездили с детьми. Все кусты обтоптали, обкололись. Но пока не нашли. Туда надо попасть, когда нет травы. Мы и сами тайники делаем, потому что если нашел, то надо что-то положить взамен. Просто безделушки, записку, какого числа сделали закладку.
Еще на велосипедах катаемся, купаемся, на тарзанку ходим прыгать с деревенскими. На плоту катаемся по Дону.
И еще такой момент. Я вот телевизор не смотрю. Когда еду в машине, радио не слушаю. Звуков в жизни хватает. Стараюсь, чтобы их было меньше. В Липецк приезжаешь, сидишь дома – где-то корова, где-то машина. Очень слышен перекат на реке – там мельница, ее всегда слышно даже с закрытыми окнами. Но создается впечатление пустоты. Через какое-то время хочется радио включить. Есть какая-то специальная атмосфера. Если дома я не могу выйти и даже час посидеть, то там могу. Вечером сидим с детьми за костром. До двух часов ночи даже.
Знаете, вот есть такие люди – почвенники. Я такой. В детстве жил в Одинцово, всегда любил огород. С родителями копал картошку. Мне нравилось – сажаешь и растет.

– Самое удивительное место в России, которое посетили, кроме деревни?
– Ладога, российский север – в этом что-то есть. В этой серости, мрачности. Какая-то сила там. И люди совсем другие – более искренние. Если они улыбаются, значит, действительно улыбаются. Они меньше играют.

– Перед вами часто играют, учитывая положение?
– Не знаю. Но вообще в нас всех есть социальность, которая влияет на поведение. Мы часто сами играем. И я играю. Но иногда ищу ситуации, чтобы общаться без социальных стереотипов. Но в целом на заискивания не обращаю внимания и никак к ним не отношусь.

– Студентом вы ездили разбирать завалы после землетрясения в Спитаке (произошло 7 декабря 1988 года в Армении и за полминуты полностью разрушило город Спитак с ближайшими селами и частично – еще более 300 населенных пунктов; более 500 тысяч человек потеряли жилье, 25 тысяч – погибли, 19 тысяч – остались инвалидами – Sports.ru). Как решились?
– После того, как увидел все это в новостях. Появилось желание помочь, этот объединяющий дух. Когда много горя, люди сплачиваются. Кроме меня туда собрались и другие студенты. Декан сказал: «Кто поедет, всех выгоним». Впереди была зимняя сессия. Я подумал: «Ну, выгонят – значит выгонят».
В Армении в основном занимался раскопками домов, переноской трупов. Живых я не видел. Может, кто-то выжил, но когда несколько дней на улице стоит минус – уже все. Это все не казалось страшным, о страхе тогда не думалось. Мы вернулись, декан всех вызвал: «Молодцы». Взял зачетки и одним днем проставил все зачеты и экзамены.

***
– Однажды вы сказали, что благотворительность должна быть анонимной. Потом отошли от этого.
– Да, изначально для себя я так считал. Что не нужно выпячивать. После этого основал фонд, а он не может быть анонимным. У него должен быть основатель, лидер. Фонд ведь тратит деньги благотворителей, кто-то должен за них отвечать. В фонде «Арифметика добра» этот человек я. Если бы не он, я бы продолжал все делать анонимно.

– Как вы стали благотворителем? «У меня много денег, поэтому должен делать добро»?
– Такой ответственности точно не чувствую. Нет такого, что карму чищу, с совестью не в порядке. Просто заинтересовался детьми, которые остались без родителей. Не знаю даже, почему они – так сложилось. Я ведь никогда до этого не сталкивался с приемными детьми, не бывал в детских домах. Нельзя сказать, что в 90-е эта тема обсуждалась. Но как начал зарабатывать большие деньги, проблема сирот начала беспокоить. А если я чем-то занимаюсь, то делаю это эффективно и погружаюсь глубоко. Это не значит, что надо углубляться в детали. Например, я не езжу в детские дома. Потому что я там бесполезен. Дети же не в зоопарке. Но сейчас благотворительность – большая часть моей жизни. От нее я получаю удовольствие.

– Первый раз, когда его получили?
– В 90-е, когда стал помогать деньгами детским домам – хотел изменить их внешний вид, обстановку, чтобы дети лучше жили. Потом пришел к выводу, что это ничего не решает. Я помню, когда произошел перелом.
Меня как-то попросили помочь оборудовать кухню в одном детском доме, чтобы девушки смогли научиться готовить и легче адаптировались к жизненным условиям в будущем. Мы выдали деньги, кухню оборудовали. Я волновался: мне хотелось, чтобы это было не просто доброе дело, а эффективная помощь. Долго просился поговорить с девушками в домашней обстановке. Администрация мялась, но отказать не могла. Пришли две напуганные девчушки 12 и 14 лет. Надо было как-то начать разговор. Говорю: «Давайте чаю попьем? А сахар где?». Они в ответ: «А что это?». Первая мысль: «Какие люди… нехорошие. Даже сахар у детей украли». Оказалось, что просто в детском доме сахар сразу мешают в чайник. И все пьют одинаково сладкий чай или какао.
И тут я понял, что бесполезно оборудовать кухни. Что такое сахар и как готовить — объяснить можно. Но это все — одно из звеньев цепи. Дети же просто не умеют жить вне стен детского дома. Помогать надо системно, чтобы в жизни детей что-то менялось. Должна меняться концепция.

– Разве хорошие условия в детских домах не важны?
– Там никто не голодает, все живут нормально. Уровень жизни вообще не главное. Вот мои дети живут в отличных условиях. Только это ничего не дает и часто мешает. Так и у детей без родителей. Важнее, чтобы они научились понимать, что такое хорошо и плохо. Через образование, воспитание. Пока у нас нет эффективной системы.
Я недавно ездил в лагерь, общался там с детьми, которых обучает наш фонд. Основной вопрос выпускники не задали, но он витал в воздухе: они боятся, что с ними будет дальше. Им страшно. Они не знают, как жить после ухода из учреждения.

– Правильно понимаю, что вкладываться в детские дома, привозить подарки – это неэффективно?
– Конечно. Ребенок в московском детском доме в Новый год получает от 6 до 16 сладких подарков. У детей куча айфонов. Эту практику надо прекратить. Это просто вред. Потому что дальше им придется жить самостоятельной жизнью. Надо вкладывать в системные программы.

– Пара вещей, которые вы уже системно изменили?
– Мы обсуждаем это в правлении фонда, и кажется, что почти ничего не меняется. С другой стороны, дети, которых мы учим, пойдут потом по жизни гораздо лучше остальных. Просто это длительный забег. Но наша программа уже идет в 30 регионах. И если в цифрах, то результаты видны: в среднем по стране в вузы поступают меньше 1% выпускников детских домов, у нас же 38% участников программы «Шанс» поступают в вузы.
Другое дело, что изменить систему в одиночку мы не можем. Работать должно все общество. Проблема ведь еще в нас, в нашем отношении. В принятии другого. У меня в семье есть дети с особенностями, они испытывают проблемы. Общество плохо их воспринимает. Хотя со временем мы становимся более толерантными.

– В 2012-м вы говорили, что у ваших детей нет айфонов и айпадов. Как сейчас?
– Айфоны появились. Я был вынужден им купить, потому что у всех-то вокруг есть. Вообще, я не против телефонов и компьютеров – дети должны в них играть.
Меня радует, что они лучше меня разбираются в электронике. С другой стороны – из-за техники живое общение подменяется долбежкой в игры. Баланс должен быть. Вопрос в нем, а не в том, что это роскошь для детей.

– А сколько в месяц вы тратите на себя?
– Никогда не считал. Одежда, еда, авиабилеты – в целом больше трат нет. Дорогие хобби отсутствуют. Но вот одежда у меня хорошая. (Идет за пиджаком, чтобы посмотреть бренд – Sports.ru). Пиджак Latorre (от 36 до 67 тысяч рублей в ЦУМе – Sports.ru). Brioni (от 150 тысяч в ЦУМе – Sports.ru) не покупаю – это легкий перебор, они ничем не отличаются от моего.

– Какая у вас машина?
– Mercedes S-купе. Для статуса он мне не нужен – я могу ездить хоть на «Жигулях». Просто «Жигули» мне не нравятся. А в метро до сих пор спускаюсь. Последний раз – сегодня. Ехал со встречи в центре.

– Потанин как-то сказал, что оставит детям по миллиону долларов, а все остальное раздаст на благотворительность.
– Правильно. Мне нравится эта идея. Хотя по миллиону – дофига. Дети должны прожить любую, но свою жизнь. Если мы их нагружаем какими-то обязательствами, в том числе по бизнесу, – это неправильно. Человеку комфортно, когда он проживает свою жизнь. Раньше существовало понятие ремесла, которое передавалось от отца к сыну. Но там люди делали что-то своими руками. А тот же бизнес – это навязывание. Я этого не хочу. Более того, мы сейчас живем в коттеджном поселке в Одинцово. Это не Рублевка. Но когда дети вырастут, они там не останутся. Каждый должен жить в своем доме, отдельно.

– Одно время вы отправляли их в немецкий интернат с 12 лет. Схема еще работает?
– Не со всеми, но часть детей учится в Германии. Просто вопрос языков – там их легче осваивать.

– 23 ребенка – как часто называете их не своими именами?
– С двумя такое происходит. Тимура называю Кириллом. Он уже привык и не обижается. Самое интересное, что Кирилла Тимуром не называю и они вообще не похожи ни по поведению, ни по возрасту, но вот так происходит.

– Какие планы – семья еще будет пополняться?
– Встает вопрос ресурса. Я не считаю, что у нас он еще есть. Сейчас не про деньги. Я про внимание.

– А как вообще вы детей берете в семью – с чего все начинается?
– С желания принять ребенка. Сначала решение, потом идем или в Одинцовскую, или Наро-Фоминскую больницу. Там есть новорожденные, от которых отказались.

Александр Головин
Sports.ru

Загрузка...